Just last month I finished reading Dr. Zhivago by Boris Pasternak & wanted to share a few thoughts with you. Please leave comments, if you wish. I'd like to write this blog post in Russian, my apologies to my English-speaking audience. I felt like I needed to express myself in the tongue the work was written in & the one I lived through while reading it.
Книга грандиозная! Я читала её местами взахлёб, местами замедляя течение и перечитывая отдельные части по несколько раз. Мне то хотелось поскорее узнать, как сложатся судьбы героев, то чтобы книга не кончалась никогда. Захватывали бесконечные размышления о бытии, страшные страницы истории и повороты судеб, а также волшебство любви, поэтическое видение жизни и вера в искусство!
Конечно же, мне всегда интересен дискурс об изобразительном искусстве, но я никак не ожидала найти такое удивительно тонкое, красивое понимание его в том времени. Да и, пожалуй, то, что написано в этой книге – безвременно. Частенько Юрий Живаго и автор думают, повествуют и глубоко связывают происходящее с философским, неощутимым, нематериальным. Они передают то, что находит лучшее выражение в изображении придуманном, но в то же время основанном на окружающей реальности. Мне кажется, что именно такой подход и выражает моё отношение к всему современному и современности. Именно это объясняет те стороны моего самовыражения, которые порой необъяснимы для меня самой. Я часто слышу схожие вопросы и от коллекционеров, и от любителей: “А что за этим стоит? Какая мысль? Что значит тот или иной элемент?”
Пастернак пишет об отношении Юрия к волшебству искусства (в этом случае – к поэзии) в его создании: “Этим стихам Юра прощал грех их возникновения за их энергию и оригинальность. Эти два качества, энергии и оригинальности, Юра считал представителями реальности в искусствах, во всем остальном беспредметных, праздных и ненужных.”
Всю жизнь доктор Живаго мечтает о том, чтобы писать. И вот, наконец, у него появляется немного свободного времени. Он садится за письменный стол, чтобы положить на бумагу свои размышления, и, конечно же, пишет о самом таинственном в человеческой культуре. “Давнишняя мысль моя, что искусство не название разряда или области, обнимающей необозримое множество понятий и разветвляющихся явлений, но, наоборот, нечто узкое и сосредоточенное, обозначение начала, входящего в состав художественного произведения, название примененной в нем силы или разработанной истины. И мне искусство никогда не казалось предметом или стороною формы, но скорее таинственной и скрытой частью содержания. Мне это ясно как день, я это чувствую всеми своими фибрами, но как выразить и сформулировать эту мысль? Произведения говорят многим: темами, положениями, сюжетами, героями. Но больше всего говорят они присутствием содержащегося в них искусства. Присутствие искусства на страницах «Преступления и наказания» потрясает больше, чем преступление Раскольникова. Искусство первобытное, египетское, греческое, наше, это, наверное, на протяжении многих тысячелетий одно и то же, в единственном числе остающееся искусство. Это какая-то мысль , какое-то утверждение о жизни, по всеохватывающей своей широте на отдельные слова не разложимое, и когда крупица этой силы входит в состав какой -нибудь более сложной смеси, примесь искусства перевешивает значение всего остального и оказывается сутью, душой и основой изображенного».
Вся книга - это поэзия!
“… в этом медленно шагавшем сзади обществе, ему с непреодолимостью, с какою вода, крутя воронки, устремляется в глубину, хотелось мечтать и думать, трудиться над формами, производить красоту. Сейчас, как никогда, ему было ясно, что искусство всегда, не переставая, занято двумя вещами. Оно неотступно размышляет о смерти и неотступно творит этим жизнь. Большое, истинное искусство, то, которое называется Откровением Иоанна, и то, которое его дописывает. Юра с вожделением предвкушал, как он на день-два исчезнет с семейного и университетского горизонта и в свои заупокойные строки по Анне Ивановне вставит все, что ему к той минуте подвернется, все случайное, что ему подсунет жизнь: две-три лучших отличительных черты покойной.”
“... искусство всегда служит красоте, а красота есть счастье обладания формой, форма же есть органический ключ существования, формой должно владеть все живущее, чтобы существовать, и, таким образом , искусство, в том числе и трагическое, есть рассказ о счастье существования.”
К концу произведения остаётся много недосказанного. Трагедия настолько велика, что Пастернак и Живаго обращаются к Всевышнему, ведь только он через искусство и поэзию может разрешить неразрешимое, дать прочувствовать неощутимое.
стихи доктора Живаго:
Рассвет
Ты значил все в моей судьбе.
Потом пришла война, разруха,
И долго-долго о Тебе
Ни слуху не было, ни духу.
И через много-много лет
Твой голос вновь меня встревожил.
Всю ночь читал я Твой завет
И как от обморока ожил.
Мне к людям хочется, в толпу,
В их утреннее оживленье.
Я все готов разнесть в щепу
И всех поставить на колени…
Гамлет
Гул затих. Я вышел на подмостки. Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске
Что случится на моем веку.
На меня наставлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси.
Если только можно, Авва Отче,
Чашу эту мимо пронеси.
Я люблю твой замысел упрямый
И играть согласен эту роль.
Но сейчас идет другая драма,
И на этот раз меня уволь.
Далее идёт прекрасное, всеми любимое произведение Б. Пастернака не из «Доктора Живаго». Оно было положено на музыку и исполнялось многочисленными популярными певцами, включая Аллу Пугачёву.
Свеча горела на столе Мело, мело по всей земле Во всe пределы Свеча горела на столе Свеча горела Как летом роем мошкара Летит на пламя Слетались хлопья со двора К оконной раме Метель лепила на стекле Кружки и стрелы Свеча горела на столе Свеча горела На озаренный потолок Ложились тени Скрещенья рук, скрещенья ног Судьбы скрещенья
И падали два башмачка Со стуком, на пол И воск, слезами, с ночника На платье капал И все терялось в снежной мгле Седой и белой Свеча горела на столе Свеча горела Мело весь мeсяц в феврале И то и дело Свеча горела на столе Свеча горела.